====>Полис-Масса

"Приближаемся к Джеонозису. Приближаемся к Джеозозису," -оповестил навигационный компьютер о скором выходе из гиперпространства. Вот показался конец коридора, ведущего к красной планете настолько знакомой, что хотелось бы никогда её не посещать вовсе. Но прошлого не изменить, да и знать бы каким было это будущее невозможно, поэтому стоит сосредоточиться на настоящем. Он здесь, рядом его жена, а на планете лежит его отец, которого он не видел уже семнадцать лет. Боба не возвращался на эту планету до сих пор, не желая трогать давние воспоминания и прикасаться к своей потере. И вот он здесь, чтобы забрать тело и отправиться с ним к началу своего пути, на Камино. Фетт не знал, как отреагирует на это Тавиш, но стоило ли вообще об этом думать, когда всё наладилось и они снова вместе? Для мандалорца ответ был более чем очевиден и поэтому он без каких-то колебаний совести взял её с собой. Как только Раб-I приблизился к концу освещённого миллионами звёзд, соединённых между собой, коридора, Боба нажал на кнопку с характерной подписью, и корабль вышел в обычное трёхмерное пространство космоса.
Перед ними на некотором расстоянии показалась огромная планета с прекрасным поясом, состоящим из множество плотно прилежащих к друг другу колец. Чем ближе корабль приближался, тем бесформенней становились кольца, пока не стало видно, что они полностью состоят из астероидов. В прошлый раз они с отцом летели прямиком через этот пояс, чтобы оторваться от мастера-джедая Оби-Вана Кеноби. В частности на тот момент им почти удалось его уничтожить, но всё-таки этих джедаев убить не так легко, как кажется. В этот раз не было смысла лететь сквозь поле астероидов, а потому Боба поднял корабль выше и повёл его гораздо выше каменных глыб. Не хотелось по глупой случайности столкнуться с одной из них, ведь это в частности означает быструю смерть, а умирать почему-то не хотелось. Раб-I на полной скорости устремился к красной планете, где нет ничего, кроме песка и скал, составляющие беднейшие пейзажи на планете.
-Джеонозис, - коротко оповестил девушку мандалорец.
Боба повёл корабль прямиком в атмосферу планеты, сбавляя излишнюю скорость, чтобы не вызвать перепада давления на обшивку. Пройдя через наиболее плотные слои атмосферы, корабль начал заходить на снижение, рассекая воздушную гладь. Перед обзором предстал всё тот же унылый пейзаж планеты, только теперь не было горящих огней кораблей Конфедерации, а   до арены Петранаки было ещё далеко. Глядя на всё это, Боба несколько изменился в лице, потому что вместе с пейзажами пришли далёкие воспоминания. Именно поэтому он никогда не желал сюда прилетать, но теперь это являлось частью его контракта, а контракт надо выполнять.

Последний участок пути девушка пребывала в какой-то задумчивости и почти ничего не говорила, что не осталось незамеченным для Фетта. В профессии охотника за наградой одним из ключевых аспектов является умение подмечать каждую маломальскую деталь в поведении других людей. Нужно уметь предугадать дальнейшее действие, поступок, просчитать всю партию на несколько шагов вперёд, чтобы не попасть впросак. Он этому учился с самых малых лет, сначала под надзором отца, а потом сам. Итог стараний известен, а прикреплённый ярлык лучшего охотника за головами тому яркое подтверждение. Отец гордился бы им, но неизвестно какой была бы его реакция на то, что он собирается сделать сейчас. Хотя он всегда говорил, что тот, кто делает работу моими руками, получает меня полностью. Возможно, это попадает под данный закон кодекса Джанго Фетта, а может и не попадает. Если Тавиш была мрачной последний участок пути, он был гораздо мрачнее, но на всём участке их пути от колонии до Джеонозиса. Его терзали мысли и угнетающая рассудок совесть прямиком из сердца. Ему было плохо от того, что одна часть отчаянно твердила о неправильности планируемого, а другая говорила, что это контракт и от этого зависит теперь всё. К тому же, он давно планировал перевезти тело отца и перезахоронить на Конкорд-Дауне. Боба знал, что Джанго родился на этой планете, и полагал, что именно там он хотел бы быть похороненным. Тем не менее, это не слишком-то сильно помогало. Поэтому весь их путь прошёл почти в полном молчании, а Боба старался всячески отвлечься проверкой систем корабля. Но стоит признать, что ни черта это ему не помогало, он становился только мрачнее и серьёзнее. Теперь он пытался себя отвлечь пилотированием, но столь до боли знакомые места нагоняли воспоминания.
В один момент сон начал повторяться, заострив внимание только на Джеонозисе. Ему было десять лет и он только что потерял отца. Впервые за столь долгое время он вновь почувствовал себя одиноким мальчишкой, перед которым целая Галактика, где его никто не ждёт. Два года в браке с Тавиш всё-таки сглаживали эти грустные мысли об одиночестве, давая понять, что теперь он не один. Где-то была его маленькая дочь Айлин, но это совершенно другое. Боба внимательно вёл Раб-I к старой джеонозийской арене Петранаки, где состоялось первое сражение между Республикой и Конфедерацией. С этим местом у него были связаны мысли не о государствах, а об отце, джедаях и клонах. Кровь закипела внутри от ненависти к этому месту, но он молчал, не говоря ни слова и продолжая управлять своим кораблём. Вопрос Тавиш вытянул его из плена молчания, заставив говорить через нахлынувшие эмоции:
-Последний раз я был здесь семнадцать лет назад. В тот день я потерял отца, единственного человека, что мог защитить меня от всех ужасов Галактики. - тихо, словно не веря своим словам, произнёс Фетт, -Он всегда говорил мне, что когда-то я останусь один и стану великим наёмником, как он. Это произошло слишком рано, чем я мог себе представить.
Боба замолчал, перебирая весь поток мыслей, который подобно лавине свалился на него. Каждое слово было тяжёлым, и на момент мандалорец сам удивился тому, куда подевалось его хладнокровие. Воспоминания были сильнее, чем что-либо в этой Галактике, но не сильнее его. Боба боролся с ними, как только мог, но прикоснуться заново к тому, что хотелось бы забыть. Боба помнил место, помнил себя, помнил тело отца, одетое в манадлорские доспехи, и помнил, как ему пришлось сбегать с этой планеты. Тогда он даже не подозревал, какое будущее его ждёт, а теперь не подозревал, какой будет реакция Тавиш на это. Но сейчас это волновало его гораздо меньше, чем то, как он будет выглядеть перед глазами отца. Возможно, он поступил бы также. Он всегда говорил, что контракт важнее всего, это был его кодекс. Фетт вырос на нём, а потому это был и его кодекс.
-Когда битва закончилась, я похоронил его недалеко от того места. - он вновь замолчал, собирая мысли в кулак, - Я хочу забрать, мне надо забрать его тело. После того, как я выполню контракт, я похороню его тело на Конкорд-Дауне со всеми необходимыми почестями.
Тем временем корабль обходил огромные шпили сталактитов, скалы и высокие песчаные холмы. Перед обзором появилась огромное строение в виде эллипсиса, достаточно большой высоты. Всё это в своё время строили джеонозийцы, несомненно, это выглядело впечатляюще, и Боба вспомнил себя на трибунах этой арены. Сначала он стоял рядом с графом Дуку, отцом, неймодианцами и эрцгерцогом джеонозийцев, а потом перебирался от одного ряда к другому, чтобы добраться до тела своего отца. Сердце сжало словно в тисках, неприятно перехватив дух от увиденного. Фетт зашёл на посадку на одной из более менее сохранившихся платформ и какого было его чувство изумления, когда он понял, что это была та же самая платформа. Когда Раб-I приземлился, о чём оповестил характерный толчок при посадке, Боба потянулся надеть шлем. Он не хотел, чтобы Тавиш видела его лицо в этот момент, а потому, как только в руках почувствовались очертания его шлема, он надел его на голову.

-Хотел бы я в это верить, - отфильтрованным вокодером голосом сказал Фетт, вставая со своего кресла.
Понимание и поддержка со стороны Тавиш, пускай и временная, дарила тепло, позволяющее хоть на немножко оторваться от мрачных мыслей. Невидимо для неё из-за шлема он попытался улыбнуться, но если признаться честно, то получилось не очень. Тяжело вздохнув, Боба подошёл к реактивному ранцу и взял его в руки. Прицепив реактивный ранец на крепления в спинной броневой пластине и настроив все оружейные системы, связанные с ним, Боба взял карабин и закрепил его на поясе, чтобы освободить руки. Чтобы перевезти тело отца, нужно было найти то, в чём его можно было транспортировать, не вызывая ни у кого шок, а также нужна была лопата. Спустившись в грузовой отсек под кокпитом и включив освещение, он начал рыскать в поисках двух необходимых на данный момент вещей. Лопата нашлась сразу и искать её было не надо, а вот ящик для перевозки нашёлся не сразу. В итоге удалось найти и освободить продолговатый и достаточно широкий ящик, который идеально подойдет под временную роль гроба. Активировав гравитационную подушку и забросив в него лопату, Фетт аккуратно вывел его из помещений, направляясь к по-прежнему закрытой переборке. Убрав последнюю преграду к окружающему пространству голосовой командой, наёмник спустил ящик по трапу вниз. Как только его нога вступила на землю Джеонозиса, сердце неприятно сжало, а дыхание словно перехватило. Воздух здесь был сухой, жаркий, и было очень душно, но дышать было тяжело не по этому. Здесь на земле он чувствовал гораздо хуже, чем в воздухе и на своём корабле. Несмотря на столько лет и уверенность, что всё, что произошло здесь, давно в прошлом, воспоминания были крепки здесь. Он остановился на минуту, внимательно осматривая всё вокруг, будто бы пытаясь вспомнить что-то. Если со стороны могло показаться, что он не знает куда идти, а потому и стоит, то в реальности это было далеко не так. Он знал куда идти, в точности до сантиметра мог определить местоположение могилы Джанго Фетта. Просто на момент ему стали мерещиться далёкие воспоминания семнадцатилетней давности, когда он, будучи десятилетним Бобой, вместе со своим отцом прибыл к графу Дуку. Тогда рядом с ним шёл он, полностью облачённый в своим мандалорские доспехи, отливающие серебром на свету. Тёмно-синий лётный костюм, узнаваемый за много миль, и столь родная узкая прорезь визора, ставшая вторым запомнившимся лицом в его жизни. Волна воспоминаний, о которой сердце произвольно начало обливаться кровью, не давая сделать даже шаг, окатила его с головой. В этот момент он не знал, что делать, не знал, как идти, он не мог просто так взять и забрать тело отца. К тому же для такой первоначальной гнусной цели, как использование его останков для сбора ДНК, чтобы создать новую армию клонов. В этот момент он начал ненавидеть себя за то, что взялся за этот контракт, но хоть малое успокоение приносило то, что уже ничего изменить он не может, и контракт должен быть выполнен.
Взяв управление гравитационной подушкой ящика под контроль, с помощью голосовой команды Боба медленно придал ему движение вперёд. Он шёл, погружённый в свои мысли и воспоминания, а ещё безумно одинокий. На какой-то момент он вовсе забыл, что Тавиш идёт рядом, возможно, из-за того, что она шла молча, не задавая вопросов. Это было неудивительно, она редко задавала лишних вопросов, но сейчас она была крайне взволнована. Это было видно по её лицу, на нём черным по белому было написано, что в его мыслях теплится множество вопросов, и все они связаны с его контрактом. Идти было нужно ещё далеко, а потому он решил прервать напряжённое молчание.
-Я знаю, что тебя интересует. Но тебе не понравится правда, которую ты услышишь. - несколько обречённо произнёс он, - Мой отец был образцом для создания армии клонов. Ему придётся стать им снова. Тавиш, я понимаю, что это звучит ужасно, но... это было предложение, от которого нельзя отказаться.

"Не говори больше нужного," - гласил кодекс Джанго Фетта, так гласил кодекс Бобы Фетта. Он нарушил его, рассказав девушке больше о своём контракте, чем стоило вообще. Он взял её с собой, хотя привык работать один, вопреки всем своим убеждениям и догмам он решил взять её. Это был опрометчивый поступок, который вырыл новую яму неизвестной глубины, в которую ему ещё предстоит упасть. Всё это стало ясным, как любой день на Джеонозисе, когда лицо девушки застыло от истины. Она сказала четыре слова, но в них было гораздо больше боли и печали, чем когда-либо ещё. И вот сейчас она развернулась и, как можно быстрее, пошла к кораблю, от которого они уже успели удалиться. Он на минуту остановился на месте, смотря на то, как удаляется Тавиш, неся за собой обиду на него. Хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Вот самое лучшее описание произошедшего только что. Боба сжал кулак, вымещая всю злость на самого себя, словно пытаясь собрать все негодования в единый кулак. Не желая больше думать о случившемся и о всевозможных последствиях, он развернулся и пошёл вперёд, двигая перед собой ящик.
Чем дальше он удалялся от места расхождения их путей, тем больше слепой обиде приходило успокоение. Он не злился на Тавиш, он злился на себя, но сейчас он стал осознавать, что это было необходимо сделать сейчас. Былое хладнокровие вернулось, ознаменовав тихий штиль в сознании, освобождённый от каких-либо угрызений совести. Даже мысли о том, что ему придётся выкапывать тело своего отца, столь давно захороненное им семнадцать лет назад. Он обещал ему вернуться позже, время настало, и пусть их путь отличается от того, что он себе представлял давным давно, он выполнил обещание. Боба шёл, всё больше и больше удаляясь от корабля, поэтому вскоре Раб-I скрылся за холмами. Прошло немного времени и он вышел к старому обрыву, где должна была находится могила Джанго Фетта. Оставалось надеяться, что бесчувственные пески Джеонозиса за столько лет не скрыли её в красных песках. Опасения подтвердились, но не настолько полноценно, как он представлял это себе. Он помнил примерное месторасположение относительно обрыва, где должна была быть свалка для дройдов. Вдруг волна воспоминаний нахлынула вновь, скрыв былое хладнокровие и отдав в сердце ноющей болью. Теперь он заново проделывал путь десятилетнего мальчика, который тащит тело своего отца. Он вспомнил всё, вспомнил то, что, казалось, забыл. Он выкапывал могилу руками дройдов, а потом сложил их в виде инициалов на ней.
Опомнившись, он вернулся к своим поискам, от которых был отвлечён на несколько секунд или минут воспоминаниями из детства. Отыскать её было не так сложно, но достаточно проблематично, чтобы несколько раз назвать всё это пустой затеей. Обнаружив под огромным слоем песка, камней и песка какие-то металлические предметы, он принялся за раскопки. Через пару минут показалась первая рука дройда, сложенная в виде буквы "J", а ещё через минуту вторая рука в виде буквы "F". Он нашёл. Это то самое место. И, сам того не заметив, он сел на колени и стал расчищать от песчинок поверхность могилы. Он вспомнил всё. Весь тот день, словно в чёрно-белом кино, пронесся перед его глазами, заставив коснуться в очередной раз давно забытой истории.
-Отец, - еле сдерживая себя в руках дрожащим голосом сказал Боба.
Это было выше его сил, он не мог. Жизнь перевернулась, выбрав новый вектор движения, заполняя душу болью и обидой. Просидев так несколько минут в абсолютной тишине, он поднялся и, тяжело вздохнув, взялся за лопату. "Прости отец, это просто контракт," - тихо произнёс Боба, всаживая лопату в песок. Работа длилась несколько минут, пока лопата не упёрлось в что-то твёрдое. Это были броневые пластины его брони. Брони отца. Отбросив лопату в сторону, он принялся выкапывать тело руками, аккуратно выделяя элементы доспехов из песка. Вытащив тело из песка, он переложил останки в ящик, закрывая его крышкой. "Дело сделано. Обратной дороги теперь нет," - хладнокровно произнёс Боба, направляясь в сторону корабля.

Большая часть пути прошла безмолвно, без каких-либо мыслей и рассуждения, в душе царила хладнокровная пустота. Он старался не думать ни о чём, не желая ворошить вновь свое прошлое хотя бы недолго. Он знал, что скоро ему предстоит вернуться домой, на одинокую планету, где вечно льют дожди, а поверхность скрыта под сплошным океаном. Он знал, но всячески пытался отгонять от себя мысли, не желая осознавать, что становится слаб от подобного. Не было в нем былого хладнокровия, хоть он и понимал, что это временно, пока не улягутся эмоции, но легче не становилось. Он молчал и лишь изредка смотрел на ящик, где покоится тело его отца. Оно все также лежит в своих доспехах, он умер как воин. Он умер так, как гласил его кодекс: "Если ты должен умереть, сделай это с честью". Он всегда учил спокойно относится к вещам независимо от их природы. Смерть естественная часть мира, которая рождает жизнь. Возможно, его смерть воспитала его таким, какой он есть сейчас. Ему было плохо без отца, одиноко, но он любил одиночество иногда, пока это не стало сопутствующей частью его жизни.
Похоже он не был предназначен для чего-то, кроме того, что бы быть наемником. Возможно, именно поэтому между ними так много тайн и секретов, о которых каждый предпочитает молчать. Его сдерживает кодекс, а что сдерживает её? Этот и многие другие вопросы, подобно метательным ножам, впились в него. Чем ближе был корабль, тем больше было вопросов, на которые ему не суждено получить ответы. Он не хотел их получать, не было в них необходимости, на его взгляд, как минимум сейчас. Он шел вперед, пробираясь через красные пески Джеонозиса, и с каждым шагом его душевное спокойствие уходило вдаль, предоставляя место мыслям о Тавиш. Он не знал, что будет теперь, не знал, что она думает о нем сейчас и кем он является в её глазах. Возможно, она скажет сама, возможно проявит свое отношение поведением и поступками. Боба не знал и вряд ли хотел получить точный ответ прямо сейчас. Он не был сторонником лжи или чего-то подобного, но знал, когда стоит открыться правде. И опять же на ум приходило золотое правило, гласящее, что не стоит говорить больше необходимого на данный момент. Скрывать что-либо от Тавиш он не желал, но, видимо, быть слишком открытым не всегда полезно. Боба отбрасывал одну мысль за другой, не желая касаться ничего из вышеперечисленного хотя бы сейчас. Ему было достаточно плохо, чтобы не желать чего-то еще. Боба шел и перебирал догмы из кодекса Джанго Фетта, стараясь отвлечься от всего остального. "Наемник никогда не жалуется" - тихо произнес Боба, сжав кулак в попытке собрать все слабости в кулак и избавиться от них. Сказать, что у него получилось это на сто процентов, было нельзя, но эффект оно имело. Воспоминаний меньше от этого не стало, но реакция на них стала более холодная. Он смирился с ними и принял их, он пережил их однажды, больнее уже не станет. Тем более, что может быть больнее чувств одинокого десятилетнего мальчика после смерти отца. Теперь он смотрел на это, как на историю, как на ступень, которая привела его к тому, о чем мечтал отец. Он стал лучшим охотником за головами, как он, и верил, что отец гордился бы его успехом. От этих мыслей на душе стало куда спокойнее, а потому остаток пути прошел без каких-то излишних эмоциональных переживаний.
Вскоре перед обзором постепенно появился силуэт корабля, мирно стоящего на платформе в ожидании его. Недалеко от него стояла фигура, в которой он безошибочно опознал Тавиш, хотя это было более чем очевидно. Он смотрел на нее, стараясь отгонять все предшествующие мысли и обиды. Она была его женой, и он её любил, их связывает брачная клятва, а это значит гораздо больше. Чем ближе он становился, тем больше в общем силуэте разливались очертания столь знакомого карабина. Будучи еще достаточно далеко от нее, он активировал дальномер и увеличил изображение в несколько раз. Не было сомнений, что в руках у нее был бластерный карабин ЕЕ-3, который он держал про запас на всякий случай. Она держала его в руках прочно, палец продолжал лежать на курке, а сам он был переведен в боевое положение. Если быть точным, то он слышал какие-то отдаленные звуки, напоминающие бластерные выстрелы, когда копал, но значения этому не придал. Теперь было понятно, что звуки были реальны, а их источником являлась Тавиш. Боба недовольно нахмурился, но виду не подал, хотя она страшно рисковала, делая столь опрометчивый поступок. Здесь мог быть кто-то, выжившие джеонозийцы или еще кто-нибудь. От мысли, что она подвергла себя большой угрозе, он рассердился, ускорив свой шаг. Когда между ними почти не осталось расстояния, он возмущенно сказал:
-Ты хоть понимаешь, как ты рисковала?! На борт, мы улетаем немедленно.
Когда Боба взошел по трапу на корабль, сначала он не заметил ничего, но был крайне удивлен, попав в грузовой отсек. Многие контейнеры были вскрыты, какие-то ящики перекочевали на пол в перевернутом вверх дном виде, что-то было насильно вскрыто. Боба был недоволен тем, что она перевернула вверх дном его корабль в поисках этого бластера. Усевшись кресло, снимать шлем он не стал и начал бегло на автомате готовить корабль к отлету. Оставаться на этой планете секундой более он не желал, к тому же, теперь это могло быть опасно.
-В следующий раз, если захочешь что-то найти, воспользуйся комлинком, - сказал Фетт, пытаясь сделать это не слишком строго, ведь ссориться сейчас - это меньшее, чего он желал.

Боба не был в гневе или в какой-ярости, когда резким тоном приказал ей подниматься на корабль и наругал её за риск. В тот момент им руководило беспокойство, страшно было представить, что могло произойти, если бы выстрелы привлекли какую-то опасность. Он вовсе не был против того, что она трогала его вещи, ведь это были и её вещи теперь. Сейчас их домом был корабль, а все, что находилось в корабле принадлежало ей по праву своего статуса, она была его женой. Боба понял, что высказался достаточно грубо и задел её чувства в который раз. Он знал, что с ней нужно быть помягче, и понимал, как ей тяжело привыкнуть к новой жизни, но ничего не мог с собой поделать. Он не был выращен для любви и мирной жизни, он был наемником и ничего другого, кроме этого, не умел. Пока они были на расстоянии друг от друга, он не замечал этого, но сейчас предстояло изменить многое. Её жизнь менялась, и он хотел принять в этом первостепенную роль, будучи рядом. Тавиш шла за ним поникшая, и это чувствовалось без каких-либо знаний психологии или развитой интуиции. От этой мысли становилось не по себе, ведь обижать её он вовсе не хотел. Когда она стала извиняться и предложила убрать все, что развалила, добавив при этом, что не имеет ничего, собственной кроме одежды, он моментально опомнился от всех обид. На момент в мыслях промелькнуло: "Неужели, я и вправду таков в её глаза?" Он обернулся к ней и посмотрел в печальные глаза, которые она так старательно пыталась увести в сторону от него. Боба посмотрел по сторонам на весь этот бардак, отметив про себя, что отец бы заставил все здесь убрать в эту же секунду, и, приблизившись к ней, сжал её пальцы в кулачки, а затем свел их вместе, спрятав в своих ладонях. Его наполненный недовольством до этого момента голос теперь звучал гораздо мягче, даже будучи отфильтрованным вокодером.
-Не состоит, cyar'ika. -спокойно произнес он, подбадривюще сжав её руки,- И запомни. Все, что есть у меня, есть и у тебя. Mhi me dinui an. В частности эта винтовка теперь твоя.
Боба видел её грусть и понимал, что это камень скорее в его огород, чем в его, а потому ситуацию надо было исправлять. Поэтому, он пообещал себе на будущие реагировать мягче на подобное. Он почти никогда не видел её в построенном состоянии, и этот вид ему не понравился ни капли. От него странное чувство вины начинало грызть изнутри, не тонко намекая, что вина полностью на нем. Поэтому, когда девушка стала повторно извиняться и оправдываться, сидя уже в кресле второго пилота, все негативные эмоции исчезли. В таком виде она была очень похожа на дикого котенка, который так отчаянно нуждался в поддержке и заботе. Он никогда её не оставит одну и надолго, потому что он сам себе это пообещал. Боба Фетт держит свои обещания. Когда она говорила, её взгляд бегал по шлему, досконально осматривая каждый сантиметр поверхности, а в глазах читалась грусть. Сняв шлем и поставив его на подставку рядом с креслом, он повернулся к ней и сказал:
-Я все понимаю, Тавиш. Теперь я буду рядом. Я тоже был не прав, когда сорвался. Прости. Я не специально.
Боба вернулся к управлению кораблем, потому что покинуть это место всё же стоило, да и задерживаться смысла не было. Активировал стартовые двигатели, мандалорец поднял корабль в воздух над землей, убирая ножки шасси. Как только Раб-I набрал высоту, Боба взялся за штурвал и начал разворачивать корабль, устремив его под наклоном вверх. Разрезав незаметной условной линией атмосферу надвое, Раб-I вышел на орбиту планеты, направляясь в объятия холодного космоса. Их ждал путь, и теперь он вел их на Камино, место с которым Боба был связан чем-то большим. Введя в навигационный компьютер координаты планеты-океана, Фетт вывел корабль за пределы астероидного поля, оставив его далеко позади себя. Как только расчет гиперпространственного маршрута был закончен, Боба нажал на кнопку с характерной подписью. За доли секунд корабль разогнался до сверхсветовой скорости и исчез в потоке звезд.
-Отправляемся на Камино, - тихо сказал он, сжав ладонь Тавиш в своей руке.

====>Камино